Нынешние хайтек-миллиардеры имеют много общего с предыдущим поколением «акул капитализма». За полвека между окончанием гражданской войны в США и началом Первой мировой в 1914-м группа предпринимателей превратила эту страну из аграрной в индустриальную, построила гигантские бизнес-империи, накопив огромные состояния.
В 1848 году самым богатым американцем был промышленник Джон Астор. Его капитал составлял $20 млн, что равняется сегодняшним $545 млн. К моменту вступления Соединенных Штатов в войну их первым миллиардером стал Джон Рокфеллер.
За полвека от конца 1960-х, когда компания Data General представила первые мини-компьютеры, группа предпринимателей превратила индустриальную эру на информационное общество, построила гигантские бизнес-империи, накопив огромные состояния. На момент своей смерти в 1992 году основатель сети Walmart Сэм Уолтон, вероятно, был самым богатым американцем с капиталом $8 млрд. Сегодня это звание принадлежит Биллу Гейтсу с $82,3 млрд.
Первая группа сейчас известна как «бароны-разбойники». Вторая (назовем ее «кремниевыми султанами») может повторить их судьбу. Не так давно мир склонялся перед изобретательностью последних, их способностью ломать рамки, как когда-то перед такими же качествами «баронов-разбойников». Они подарили массам уйму гаджетов. Но точно так же, как Рокфеллер и другие «богатые злодеи», эти новые капиталисты постепенно теряют свой лоск. Они диверсифицируют бизнес, распространяя его на отрасли, которые имеют мало общего с компьютерами, при этом эгоистично заявляя, что никто другой не решит проблем человечества - от старения и до космических путешествий. Их обвиняют в жадности, подкупе политиков, использовании рабского труда, надувательстве других акционеров, а особенно в монополизации рынков. Когда Рокфеллер контролировал 80% мировых запасов нефти. Сегодня Google имеет 90% рынка поисковиков в Европе и 67% в Соединенных Штатах.
Общие черты этих групп освещают два древнейшие аспекты истории США: необычайную способность этой страны генерировать огромные капиталы и ее постоянную амбивалентность в вопросах монополии. Генри Форд, самый молодой из «баронов-разбойников», сказал однажды, что история - это хлам. Он ошибался. «Кремниевые султаны» имеют преимущество: могут учиться на ошибках предшественников. Просто еще не совсем понятно, воспользуются ли они из этого.
Перекличка истории
У всех титанов бизнеса было нечто общее: твердое намерение превратить свои мечты в действительность, раблезианский аппетит к успеху и, с возрастом, сложные отношения с результатами собственного труда. Но у «баронов» и «султанов» больше общего, чем у всех остальных: это сверхлюди последних двух веков американского капитализма, которые чувствуют будущее технологий костями, превращая его в действительность, а иногда и заходя слишком далеко.
Больше всего поражает сходство вот в чем: и те, и те изменили материальную базу цивилизации. Железнодорожные «бароны», как Лиленд Стэнфорд и Эдвард Гарримен, проложили более 200 тыс. миль путей, создав национальный рынок. Эндрю Карнеги заменил железо гораздо более универсальной сталью. Форд открыл эру автомобилей. Гейтс попытался принести компьютер в каждый офис и дом. Ларри Пейдж и Сергей Брин открыли доступ ко всей информации мира. Марк Цукерберг сделал интернет местом для общения. Как железные дороги дали возможность неизвестным компаниям сделать переворот во всем: от пищевых продуктов (Heinz) до стирки (Procter & Gamble), так и интернет помогает предпринимателям революционизировать все: от розничной торговли (Amazon) до транспорта (Uber).
И первые, и вторые опирались на безжалостную логику экономического эффекта масштаба. «Бароны-разбойники» начинали с революционных инноваций (в случае Форда это был более действенный способ добычи энергии из нефти), но настоящая их гениальность заключалась в способности довести нововведения до таких масштабов, чтобы подавить конкуренцию. «Снижайте цены; захватывайте рынок; запускайте производство на полную мощность», - так высказался Эндрю Карнеги. «Кремниевые султаны» эту идею осовременили. Гейтс понял, что в скором времени персональные компьютеры станут вездесущими и что продуцирование программного обеспечения для них принесет немалые деньги. Брин и Пейдж поняли, что их поисковая машина создаст огромную аудиторию для рекламодателей. Цукерберг увидел, что можно иметь прибыль, сделав Facebook частью социальной жизни значительного слоя населения мира.
Эффект масштаба позволил «баронам-разбойникам» и в дальнейшем снижать цены и повышать качество. Генри Форд удешевил Model T с $850 в первый год выпуска до $360 в 1916 году. В 1924-м намного лучше авто уже можно было купить всего за $290. «Кремниевые султаны» повторили этот самый фокус. Цена компьютерной техники с поправками на качество и инфляцию снижается ежегодно на 16% уже пять десятилетий: с 1959-го до 2009-го. А каждый iPhone имеет такой же запас вычислительной мощности, которым весь Массачусетский технологический институт мог похвастаться в 1960-м.
«Бароны-разбойники» критиковали регуляторные органы во имя свободного рынка, но на самом деле их больше устраивала монополия. Рокфеллер сетовал на «подрывную конкуренции» в нефтяной отрасли, через которую избыток продукта менялся дефицитом, и взялся обеспечить непрерывность предложения. Первый трест Standard Oil, основанного в 1882 году, имел целью убедить конкурентов отказаться от контроля над своими компаниями в обмен на гарантированный доход и беззаботную жизнь. «Standard, - писал он, - это ангел милосердия, который слетел с неба и сказал: «Прошу к ковчегу. Давайте весь ваш хлам. Мы возьмем на себя все риски».
За ним последовали другие. Хоть антимонопольный закон Шермана 1890 года объявил эти приемы незаконными и такими, которые ограничивают свободную торговлю, «бароны» или нейтрализовывали законодательство, или обходили его, сохраняя контроль другим способом - через холдинги. До начала ХХ века тресты и холдинговые компании владели почти 40% американских производственных активов. Альфред Чендлер, старейшина среди историков американского бизнеса, назвал века после гражданской войны «10 годами конкуренции и 90 - олигополии».
«Кремниевым султанам» несколько легче. Иногда и они переживают трения с законом (Google и Apple имели неприятности через неофициальные договоренности не вторгаться на чужие территории), но если учесть эффект сети (когда рост количества пользователей добавляет стоимости сервиса), то их бизнес все равно фактически сводится к монополии. Иначе в цифровом мире на компанию часто ждет исчезновение. В книге «От нуля до единицы» основатель PayPal Питер Тиль писал: «Все компании-неудачники одинаковые - они не смогли убежать от конкуренции».
В обоих случаях результат - беспрецедентная концентрация власти. Века назад «бароны» держали в своих руках транспорт и энергетику. Сегодня Google и Apple вместе обеспечивают 90% операционных систем для смартфонов; более половины населения Северной Америки и треть с лихвой европейцев пользуются Facebook. Тем временем ни одна из пяти крупных автомобильных компаний не контролирует более чем пятую часть американского рынка.
Одна десятитысячная процента
«Кремниевые султаны» - немногочисленная когорта бизнесменов, которая может посоревноваться в плане собственности с «баронами-разбойниками». Карнеги считал обязательным контролировать более чем половину своей компании. Нынешние фирмы чаще всего принадлежат многочисленным акционерам: крупнейший индивидуальный держатель акций Exxon, потомка Standard Oil, - ее президент Рекс Тиллерсон. Он владеет 0,05%. В технологических компаниях все иначе. Оба основатели Google, Сергей Брин и Ларри Пейдж, а также председатель совета директоров Эрик Шмидт (кроме того, член совета директоров материнской компании The Economist) вместе владеют двумя третями акций Google с правом голоса. Марк Цукерберг владеет 20% Facebook и почти всеми акциями «класса В», по которым в десять раз больше право голоса по сравнению с обычными.
Титаны технологического бизнеса относительно не такие богатые, как «бароны-разбойники». Когда в начале ХХ века Рокфеллер отошел от дел, чистая стоимость его активов составляла примерно 1/13 годового ВНП США. Когда Гейтс уволился с должности президента Microsoft в 2000-м, его чистая стоимость составляла, может, 1/113 ВНП. Несмотря на то, что именно в их руках сконцентрировано наибольше мирового предпринимательского капитала. В 2013-м 34% миллиардеров-предпринимателей в возрасте до 40 лет включительно заработали свои состояния в индустрии высоких технологий.
Еще сильнее поражает то, что такие периоды концентрации богатства наступали вслед за наиболее эгалитарными временами американской истории. В 1830-1840 годах Соединенные Штаты (кроме рабовладельческого Юга) стали страной, где граждане широко участвовали в политической жизни, а еще родиной индивидуализма, прославленного Алексисом де Токвилем в его «Демократии в Америке». В годы между Второй мировой войной и концом 1970-х разрыв уровня доходов в США был весьма незначительным.
И «бароны-разбойники», и «кремниевые султаны» способствовали возникновения совсем другой Америки, разделенной на классы и одержимого деньгами. В своей «Теории праздного класса» (1899) Торстейн Веблен показал, как егалитарное общество превращается в аристократическое. Томá Пикетти в «Капитале ХХІ века» (2013) написал похожим образом о последних 40 лет.
Культура, которую они помогли создать беспокоила «баронов» обеих эпох. Эндрю Карнеги, который за 17 лет вырос из рабочего до стального магната, проникался контрастом между «дворцом миллионера и домиком труженика». Он, пожалуй, переборщил, когда написал в 1891 году (будучи едва ли не самым богатым человеком мира) памфлет «О преимуществах бедности», однако довольно искренне был обеспокоен тем, что классовое деление образует «незыблемые касты», которые живут, не ведая друг о друге» и чувствуя «взаимное недоверие». Тиль противопоставляет егалитарную Кремниевую долину своего детства, где все жили в одинаковых домах и ходили в первоклассные государственные школы, долине нынешний, разделенной. Но на этом их критика закончилась. Карнеги приобрел разрушенный замок Скайбо в Шотландии за $85 тыс. и удерживал там 85 человек обслуги. Тиль купил участок на берегу океана на острове Мауи за $27 млн.
Едва переступив порог богатства, «бароны-разбойники» подвергались двум большим соблазнам успешного среднего возраста: безудержного роста и безосновательной самоуверенности. Рокфеллер начал инвестировать в целый ряд смежных бизнесов: покупал леса, чтобы обеспечивать свою компанию древесиной, открывал заводы для производства бочек из этого же дерева, производил химикаты для перегонки, покупал суда и железнодорожные вагоны для транспортировки своей продукции. Гарримен от обеспечения средствами железных дорог перешел к финансированию в более широком масштабе.
«Технобароны» идут похожим путем. Google вливает свои суперприбыли в немало не очень связанных отраслей: робототехнику, энергетику, бытовую технику, беспилотные автомобили, борьбу со старением. Вполне возможно, что компания формирует мир, где она задействована во всем, чем бы ни занимался человек: возит на работу, настраивает термостаты, предоставляет телефонные услуги, следит за звонками и, конечно же, организует информацию. Компания Facebook потратила $2 млрд на стартап, который выпускает оборудование для виртуальной реальности. Илон Маск, один из основателей PayPal, перешел к электрическим автомобилям и ракет. Создатель Amazon Джефф Безос, кроме того, инвестирует в частные космические путешествия.
То есть с успехом в обеих группах росли и мечты. «Бароны-разбойники» взялись за решение социальных проблем. Форд лично вел «корабль мира» в Европу, чтобы закончить войну. Когда он, прибыв в Норвегию, прочитал местным длинную лекцию о производстве тракторов на ломаном норвежском, один из слушателей заметил: «Вы, наверное, большой человек, если говорите такие глупости». В Долине двинулись на продолжении жизни до 100, а то и до 120 лет; Тиль даже говорит о том, чтобы отменить смерть. Еще одно хобби - реформа государства; и снова Тиля заносит в крайности: проект построения плавучих городов в нейтральных водах вне юрисдикции каких-либо государств. Среди новомодных веяний и изобретения в пищевой промышленности, в частности создание заменителей мяса: Брин, Гейтс и Тиль уже сделали инвестиции в альтернативные пищевые компании.
Наиболее неоднозначным отступлением «баронов» от бизнеса была политика. Один из критиков написал однажды, что компания Рокфеллера делала с законодательным собранием Пенсильвании все, кроме одного - очищения. Сенат называли «клубом миллионеров». «Бароны-разбойники» покупали газеты (Форд превратил Dearborn Independent на рупор своих эксцентричных идей относительно евреев). Не останавливаясь на установлении того, что Артур Шлезингер-младший назвал «государством корпораций, из корпораций и для корпораций», все больше «баронов-разбойников» и их детей сами шли в политику. Двое сыновей Рокфеллера стали губернаторами: Нельсон - Нью-Йорке, Винтроп - Арканзаса. Впоследствии Нельсон стал еще и вице-президентом в правительстве Джеральда Форда.
«Кремниевые султаны» поклялись не повторять этой ошибки, и действительно, они не заходили так далеко, как предшественники. Но политика и необходима для бизнеса, и неотъемлемая для чувства собственной важности. Этого года комитет политического действия Google потратил на кампании больше, чем Goldman Sachs, чьи политические узники стали уже легендой. Цукерберг основал лоббистскую группу fwd.us, чтобы добиваться реформы иммиграционного законодательства. В рекламном проспекте этой группы, которую возглавляет бывший сосед Цукерберга по гарвардскому общежитию, сказано, что индустрия технологий в США станет «одной из самых влиятельных политических сил», потому что «мы контролируем каналы массовой дистрибуции - как компании, так и отдельных людей». Эти «каналы» включают и оплоты старых СМИ (как, например, Washington Post, приобретенная Безосом, или New Republic, которую купил Крис Хьюз из Facebook), и новые медиа-империи вроде Yahoo. В Кремниевой долине регулярно проводится сбор средств на политические кампании. Это также почти официальная кузница кадров для высоких государственных должностей в Америке. Бывший вице-президент Ал Гор был старшим советником в Google. Главный операционный директор Facebook Шерил Сендберг начала свою карьеру начальником администрации Ларри Саммерса, когда тот был министром финансов.
Обратная реакция
Эпоха баронов-разбойников» неумолимо вела к эпохе народных волнений, массовых забастовок, антимонопольных законов, социальных реформ и, в конце концов, «Новому курсу» 1930-х годов. «Бароны» разорили слишком много людей и нарушили слишком много правил. Ида Тарбелл (отца которой разорил Рокфеллер) оказалась наиболее сокрушительным критиком: в серии блестящих статей в журнале McClure's она выносила мусор из Рокфеллерового дома и пустила в мир выражение «барон-разбойник». Романист Теодор Драйзер обличал нуворишей в романах «Титан» и «Финансист». Некоторые экономисты опасались, что в США исчезает равенство и что они уподобятся Европе.
Целая когорта публичных лиц и юристов довольно быстро сделала из этой негативной реакции новый политический курс. Теодор Рузвельт распекал «преступников-богачей». Вслед за ним Вудро Вильсон еще яростнее набросился на деловую Америку. 16-я поправка к Конституции впервые ввела налог на доходы, а 17-и - избрание сенаторов общим голосованием, а не назначать их в местных законодательных собраниях.
Нет ничего удивительного, что «технобароны» навлекли на себя лишь малую толику того гнева, который выпал «баронам-разбойникам»: штаты наемных работников у них относительно небольшие и высокооплачиваемые, поэтому им не пришлось воевать с профсоюзами, которые сделали из «баронов-разбойников» людоедов. В 1901 году в компании Эндрю Карнеги US Steel было четверть миллиона человек персонала - больше, чем в армии и на флоте вместе. Сегодня в Google работает более 50 тыс., в Facebook - 8 тыс., а в Twitter - 3,5 тыс. Электронные игрушки, которые выпускают «технобарони», зажили большей популярности среди потребителей, чем товары или инфраструктура, созданые «баронами-разбойниками». Но недовольство все-таки нарастает. С 1994 года американские власти успешно судятся с Microsoft за хищническую ценовую политику и подрыв конкуренции. В ЕС не перестают гадать, как бы уменьшить господство Google на рынке поисковиков, и даже предложили отделить европейский бизнес этой компании от остальных.
Кроме монополии и неровности серьезный упрек в адрес «технобаронов» касается приватности. Техноиндустрия зарабатывает большую часть средств за сбор личной информации. «Мы знаем, где вы сейчас», - говорит Шмидт. «Мы знаем, где вы уже были. Мы более-менее догадываемся, о чем вы думаете». ЕС разрабатывает директиву по защите частных данных, которая должна вступить в силу в 2016 году и сможет ввести строгие правила по их сбору.
Несмотря на все поразительные различия между железнодорожной и кремниевой эпохами, США все еще знают правильную формулу для продуцирования предпринимателей. Они собирают таланты со всего мира: Карнеги был сыном нищего шотландского ткача, Брин - иммигрантов из России. Америка терпима к неудачам: в списке «баронов», которые хотя бы раз терпели крах перед высоким взлетом, - Ровленд Мэйси, Генри Хайнц, Генри Форд и Стив Джобс. И она поощряет честолюбцев. Марк Твен и Чарльз Уорнер точно показали неизменную национальную черту в «Позолоченном веке» (1873): «В Америке почти каждый лелеет мечту, план, который должен поднять его по социальной лестнице или обогатить». Так же и Уолт Уитмен описывал «безудержную предпринимательскую энергию и этот почти маниакальный аппетит к богатству, который царит в Соединенных Штатах». И способность продуцировать таких людей снова вывести США на первое место среди стран Запада.
В то же время негативная реакция на «баронов-разбойников» свидетельствует про еще одну постоянную тему: напряжение между крупным бизнесом и демократией. Увлечение американцев миллионерами, которые заработали капиталы собственноручно, переходит в подозрительность до огромных концернов. Чарльз Фрэнсис Адамс, правнук второго президента США, предостерегал, что компании стремятся к «установлению деспотии, которую не сбросить конвульсивными усилиями масс».
Луис Брендейс, один из лучших судей Верховного суда, стал голосом кампании против «проклятия масштаба». Это преступление против общества, утверждал он, потому что демократия «не может выдержать», когда огромные богатства сосредоточены в руках нескольких человек. Нынешний Верховный суд абсолютно ничего не имеет против того масштаба, который так мозолил Брендейс. Президенты обычно стремятся снискать расположение гигантских организаций, чтобы собрать средства для электоральных кампаний. Но подозрительность до масштабов снова усиливаются и на правом крыле, в Партии чаепития, и среди левых демократов.
Так сможет ли бизнес искупить свою вину? Постоянная тема в истории американских «баронов» - филантропия. Карнеги заявил: «Тот, кто умирает таким богатым, отходит в позоре». Нельзя сказать, чтобы «бароны-разбойники» (с Карнеги включительно) покинули этот мир бедными. Но почти все они на старости лет становились филантропами. Карнеги пытался сделать равенство возможностей реальным и основал 2811 общественных библиотек. Интеллектуальное наследие Рокфеллера, Чикагский университет, принадлежит к лучшим в США. Фонд Билла Гейтса - один из крупнейших в мире. Он и его новые коллеги, как и их предшественники, занимаются благотворительностью с той же смесью креатива и спеси, которую они применяли и в бизнесе. Таким образом, американские предприниматели накапливают не только огромное состояние, но и огромное влияние.