19.03.2024
Евгеника

Евгеника или как наука изменила наше чувство идентичности?

Рейтинг:  5 / 5

Звезда активнаЗвезда активнаЗвезда активнаЗвезда активнаЗвезда активна
 

В канонической иллюстрации к труду Томаса Генри Хаксли “Доказательства человеческого места в природе” (1863 г.) скелеты приматов будто маршируют друг за другом из прошлого в будущее — сперва гиббон, далее орангутанг, впоследствии шимпанзе и, наконец, человек.

Во времена Хаксли данные анатомии и палеонтологии неопровержимо определили место человека среди других природных существ, хотя и впереди них, пишет Натаниель Комфорт для Nature.

Николай Коперник переместил нас из центра Вселенной. Впоследствии Дарвин лишил нас привилегированного места в центре живого мира. Несмотря на то, как мы относимся к этому смещению (Дарвин был обеспокоен, Хаксли — нет), оно не оставляет сомнения относительно широкого месседжа Хаксли — сама наука способна отвечать на то, что он назвал “вопросом вопросов”: “Каково место человека в природе и его отношение к миру вещей?”

Хаксли, который за свои полемические выступления в защиту эволюционной теории получил прозвище “бульдог Дарвина”, на страницах первых выпусков Nature пытался популяризировать идею, которую он назвал “практическим дарвинизмом”, а мы сегодня — евгеникой. Убежденный сторонник колониального господства Британской империи, он писал, что будущее британской власти над колониями будет зависеть от культивирования ее “предприимчивого духа”. Для этого он выступал за то, чтобы собрать наиболее способных британцев и вывести из них расу “сверхлюдей”. Понимая, что закон, не говоря о морали, может помешать этим планам, он, однако, писал о важности “косвенного влияния на характер и благосостояние наших потомков”. Кузен Дарвина Фрэнсис Гальтон уже высказывал аналогичные идеи и впоследствии стал известен как один из основателей евгеники. Когда в свет выходили первые выпуски Nature, идея “совершенствования” человеческой природы путем евгеники владела умами целого поколения.

Евгеника подчеркивает всю проблемность взгляда на бесконечный человеческий прогресс, обусловленный безудержным прогрессом науки, который Гальтон разделяли и Хаксли. Идея, что общество должно основываться на разуме, фактах и универсальных истинах, и действительно в основном отличная (в последние годы я видел столько управления без опоры на факты, что мне этого хватит на всю жизнь). Впрочем, “бритва Оккама” заточена с обеих сторон. Эпоха Просвещения породила удивительно противоречивые ценности. То, что мужчины созданы равными, что аристократам нужно отсекать головы, а людьми можно торговать, как скотом, — также родом из нее.

Я хочу прямо подчеркнуть, что немало худших страниц в истории были написаны под влиянием сциентизма-идеологии, провозглашающей науку единственным способом понять мир и преодолеть социальные проблемы. Там, где наука часто расширяла и освобождала наше "Я", сциентизм, наоборот, его сужал и закрепощал.

В течение последних 150 лет мы видим немало примеров того, как и наука, и сциентизм определяли чувство нашей идентичности. Психология развития, например, сосредоточилась на интеллекте — что обусловило трансформацию показателя интеллекта (IQ) из вспомогательного учебного средства в инструмент социального контроля. Иммунология, клеточные и молекулярные исследования сделали предельно размытыми границы между “Я” и “не-Я”. Благодаря теории информации мы имеем представление об идентичности как совокупность разнообразных текстов. Эпигенетика и микробиология бросили вызов традиционным представлениям об индивидуальности и автономии, а биотехнологии и информационные технологии указывают на мир, в котором человеческое “Я” становится распыленным и атомизированным. Несмотря на то, что параметры и пределы индивидуальной идентичности, укорененные в биологии, становятся все более размытыми, она никогда не играли большую роль в социальной жизни, чем сегодня.

Вычислить интеллект!

“Научноточные методы следует ввести в образовательную работу, чтобы они всюду несли свет на хороший вкус”, — писал в 1907 г. французский психолог Альфред Бине. Десятью годами ранее Бине и Теодор Симон создали ряд тестов для французских школьников, которые должны измерять то, что они назвали “ментальным возрастом”. Если “ментальный возраст” ребенка был ниже, чем ее хронологический возраст, учителя должны обратить на него особое внимание. Немецкий психолог Вильям Штерн пошел дальше и вывел коэффициент соотношения умственного и хронологического возраста, который он назвал IQ и начал использовать не только для школьников, но и для других людей. Тогда же английский статистик и сторонник гальтоновской евгеники Чарльз Спирмен обнаружил корреляцию между успеваемостью ребенка в различных тестах. Чтобы объяснить ее, он разработал учение о внутреннем фиксированном фундаментальном качестве, которое он назвал "g" или "общим интеллектом". А американский психолог Генри Годдард вместе с евгеником Чарльзом Девенпортом связали показатель IQ с генетикой и выдвинули тезис о том, что он является простым менделивским признаком, который передается из поколения в поколение. Поэтому с мерила прошлой успешности ребенка показатель IQ постепенно превратился в предсказание ее будущей успешности.

Как следствие, IQ стал не просто оценкой того, что вы делаете, а того, кем вы являетесь — мерилом вашей ценности как человека. В “прогрессивную” эпоху евгенисты стали одержимы показателем IQ и начали утверждать, что он является причиной преступности, бедности, болезней и безнравственности. Адольф Гитлер расширил евгенику настолько, что она стала охватывать уже не отдельных индивидов, а целые этнические и культурные группы. Под влиянием этой идеологии миллионы людей во всем мире были насильно стерилизованы, заключены или уничтожены перед и во время Второй мировой войны.

“Я” или “не-я”?

Иммунологи пошли другим путем. Они поместили идентичность в теле и начали определять ее в реляционных, а не абсолютных категориях. С этой точки зрения не существует четких границ между “Я” и “не-Я”. Отторжение пересаженных органов и тканей, аллергия и аутоиммунные заболевания — все это они рассматривают как кризис идентичности, а не войну “Я” с окружающим миром.

Гуру этого взгляда стал австралийский вирусолог, лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине (1960) Фрэнк Макфарлейн Бернет. Рассматривать иммунологию как науку о “Я” он начал под влиянием трудов философа Альфреда Норта Вайтгеда. В свою очередь, социальные теоретики — от Жака Дерриды к Бруно Латура и Донны Гаравей — под влиянием иммунологов начали рассматривать общественное “Я” человека как конструкцию многих социальных элементов, которые, по аналогии с бактериями, вирусами или тканями, могут усваиваться или отторгаться.

Впоследствии Бернета привлекли новые метафоры, взятые из кибернетики и информационной теории. В 1954 г. под воздействием развития кибернетики он предвидел появление “коммуникативной теории живого организма”. В этот период молекулярные биологи и действительно были очарованы информационным подходом. После того, как в 1953 г. открыли двойную спираль ДНК, аналогии между живыми организмами и электронно-вычислительными устройствами стали практически непреодолимыми. Благодаря этому влиянию в биологию вошли такие термины, как “транскрипция”, “трансляция”, “отправители”, “трансферы”, “сигнализация” и тому подобное. Геном, в свою очередь, начали толковать как текст, написанный с помощью алфавита из четырех букв ДНК (А, Ц, Т и Г), который нужно расшифровать, оцифровывать и программировать. Начиная с 1960-х, стало сложно не думать о человеческой природе как про информационный феномен.

Много “Я”

В конце 1960-х и в начале 1970-х критики, в том числе ряд авторитетных ученых, забеспокоились, что биология сама по себе может изменить представление о том, что значит быть человеком. Как писал в 1971 г. один из открывателей двойной спирали Джеймс Ватсон, этические и социальные проблемы, вытекающие из биологии, "слишком важны, чтобы сосредотачиваться только в руках научного и медицинского сообществ".

В 1978 г. Патрик Спиптоу и Роберт Эдвардс провели первое успешное оплодотворение in vitro, в результате которого родился первая в истории "ребенок из пробирки" Луиза Браун. А в 1996 г. после рождения овцы Долли, которую клонировала команда Яна Вилмута, клонирование человека казалось уже вполне близкой перспективой. Клонирование человека тогда одновременно очаровывало и пугало научный мир. Будет ли клонированное человеческое существо иметь те же права и обязанности, что и зачатое естественным образом? Имеем ли мы право изменять гены нерожденных? Ведет ли клонирование человеческих эмбрионов для донорства тканей или органов к дегуманизации и унижению человеческого достоинства? Недавние разработки мощных средств редактирования генов, таких как CRISPR, сделали эти дебаты еще больше назревшими.

Аргументы как за, так и против генетической инженерии часто ведут к слишком детерминистскому взгляду на человеческую идентичность. Глубокий редукционизм поместил нашу природу в середину клеточного ядра. Еще в 1902 г. английский врач Арчибальд Гаррод писал об основанной на генетике "химической индивидуальности". В 1990-х, когда берега биологии начали затапливать первые цунами данных о генетические последовательности, стало понятно, что гены определяют гораздо больше признаков и способностей, чем до сих пор считали. Как следствие, в конце ХХ века визионеры объявили пришествие “персонализированной медицины”, приспособленной конкретно под ваш геном. После проекта “Геном человека” стоимость секвенирования ДНК упала до минимума, благодаря чему генетика стала частью массовой культуры. Сегодня стартапы предлагают даже персонализированные списки вин, пищевых добавок, кремов для кожи, смузи или губных помад, подобранных специально под вашу ДНК. Геном стал “Я”. Лозунг компании 23andMe, которая проводит секвенирование ДНК на заказ, с этой точки зрения самый красноречивый: “Добро пожаловать к вам”. 

Продолжение читайте в статье: Эпигенетика: размывание границ

  1. Последние
  2. Популярные

Популярное за неделю

Error: No articles to display

Самые популярные метки