Рыбаки любят рекорды. Фермеры, которые разводят рыбу, тоже. Поэтому когда в начале этого года удалось выудить 17-килограммового лосося, которого развели и вырастили вблизи села на берегу норвежского фьорда, это стало поводом для праздника, пишет The Economist.
«Было фантастически», — говорит Эйнар Ватное, руководитель воднохозяйственного направления Cargill, крупнейшей в мире продовольственной компании. Рыбу не только вырастили за 15 месяцев, — это пятая часть привычного срока, — она еще имела хороший вид и біла очень вкусной. Норвежские коллеги Ватное отпраздновали событие, съев лосося в сашими.
Cargill мало у кого ассоциируется с рыбаками. За 152 года существования крупнейшая американская частная компания выстроила репутацию глобального посредника между фермерами и покупателями продовольствия для людей и животных. Через сеть, охватывающую 70 стран (и многочисленные порты, терминалы, зерно - и мясообрабатівающие заводы, грузовые суда), Cargill обеспечивает информацией и финансами фермеров, влияет на то, что они производят, в зависимости от нужд потребителей в пищевой промышленности, и соединяет эти два звена.
Покупка норвежской рыбной компании EWOS в 2015-м за $1,5 млрд стала первым серьезным шагом Cargill в водное хозяйство. Это было второе по величине приобретение в истории Cargill. Операция принесла серьезный успех Дэвиду Макленнану, исполнительному директору Cargill с 2013 года, который принял руководство компанией именно в тот момент, когда щедрое для сельского хозяйства десятилетие подходило к концу. Теперь он ищет источники роста на будущее.
Приход Cargill в лососевый бизнес должен помочь компании в два способа. Во-первых, это часть ее стратегии по расширению на рынки продукции с большей добавленной стоимостью. Один из традиционных сегментов ее бизнеса — оптовая торговля сырьем — переживает проблемы примерно с 2013-го, когда завершился сырьевой суперцикл, подстегиваемый спросом из Китая. Кроме того, по компании ударило недавнее падение спроса на зерновые для биотоплива. Тем временем потребление выращенной на фермах рыбы в мире стремительно растет, частично из-за уменьшения спроса на говядину, свинину и другое мясо. Самый дорогой компонент в этом хозяйстве — рыбий корм, поэтому ключевым для роста лососевого промысла является повышение эффективности в кормлении рыбы.
Во-вторых, Cargill через лососевый бизнес может научиться работать с все более придирчивыми потребителями. Эйнар Ватное отмечает, что лосось — это продукт премиум-класса, а значит, покупатели хотят знать, откуда происходит корм, которым его кормят. Ловцы дикого лосося, которые тесно взаимодействуют между собой, стремятся повернуть общественное мнение против рыбы, выращенной на фермах. Противостояние с ними может помочь Cargill научиться лучше следить за кормом, который используется в устоявшихся сегментах бизнеса, например мясном животноводстве.
Особенно сложной задачей для Cargill является построение доверия среди жаждущих информации потребителей. Критики считают компанию олицетворением безликого «Великого агрария» в сапогах, которыми затаптывается окружающая среда, права животных и малые фермерства. «Я признаю, что мы большие, и поскольку мы частная компания и, прежде всего, работаем по принципу бизнес-к-бизнесу [...] иметь эту прозрачность труднее, — говорит Макленнан. — Мы хотим, чтобы нас лучше знали».
Некоторые из его восьми предшественников отказались бы от идеи про активное раскрытие информации, что предполагает большее использование соцсетей, интервью, работу с неправительственными организациями. С момента, как поколения семей Каргилл и Макмиллан построили компанию с регионального зернового трейдера, который появился в Айове в 1865-м, до глобального великана, она держалась подальше от публичности. Последнюю она оставляла для своих клиентов, которые изготавливали уже обозначенные своим брендом конечные продукты из ингредиентов, закупленных в Cargill, как McDonald's с его Chicken McNuggets или Danone с детским питанием. Вкус к приватности не всегда способствовал Cargill: заголовок книги «Invisible Giant» («Невидимый великан»), вышедшей в 1995 году, заключает зловещую репутацию компании в глазах антиглобалистов. «Не имея информации, люди будут придумывать собственную историю», — говорит Макленнан.
Впрочем, частная собственность Cargill предоставила компании пространство для формирования долгосрочного видения развития. А еще освобождала руководство от давления по поводу недостаточно высоких финансовых показателей: бизнес со штатом в 150 тыс. работников генерировал прибыли на $110 млрд. Если бы Cargill имела открытую акционерную структуру, то ее слабые показатели доходов служили бы красным флагом для инвесторов-активистов до 2015-го, когда Макленнан и его финансовый директор Марсель Смитс сделали перестановку руководства и оптимизировали работу компании, говорит Билл Денсмор из рейтингового агентства Fitch.
Тогда началось уменьшение расходов. А недавний скачок спроса на американское мясо, на котором особенно выиграл Cargill, принес компании доходность выше ее основных соперников, вышедших на фондовый рынок, Archer Daniels Midland и Bunge. Впрочем, Крейг Пирронг, эксперт в сфере трейдинговых компаний в Хьюстонском университете, говорит, что частная собственность ограничивает для Cargill возможности привлекать капитал для инвестиций в основные фонды во время расширения и выхода на новый уровень рынка. Макленнан замечает, что в 2013-м пытался ввести «немного больше культуры открытой акционерной компании». Но настаивает, что намерения выводить бизнес на такую структуру не имеет.
Крупные трейдеры в основном разбазарили возможности, которые создал сырьевой бум последнего десятилетия. Доходы на этом рынке стагнировали, несмотря на беспрецедентный скачок спроса на продукцию сельского хозяйства (зерновые, курятину, рыбу). По словам Макленнана, в то время фермеры инвестировали в новые технологии картографирования почвенных ресурсов, чтобы увеличивать урожаи, а еще в лучшие семена и расширение складов. Возможность придерживать зерно до возвращения лучших условий на рынке дало фермерам преимущество в отношениях с трейдерами. Появление новых игроков, как китайского великана COFCO и англо-швейцарской Glencore, обострило конкуренцию еще больше. Тем временем щедрые урожаи в Северной и Южной Америке в последние годы приносят рекордные запасы зерна и снижение цен.
Чтобы диверсифицировать источники доходов для Cargill, Макленнан с 2015-го продал активов из второстепенного американского производства свинины на $2 млрд и инвестировал $3,5 млрд в продукты с более высокой добавленной стоимостью, как приготовленное мясо, курятина собственного бренда, дополнительные элементы питания для животных и пищевые ингредиенты. Некоторые нынешние и бывшие сотрудники Cargill считают, что такие инвестиции могли быть конъюнктурными, но не принесут пользы в долгосрочной перспективе. Если какие-то факторы вроде плохой погоды или, скажем, торговую войну между США и Китаем прервут цепи поставки и опять расшатают цены на продовольствие, Cargill, по их мнению, следует вернуть капитал в оптовое сельскохозяйственное сырье. Макленнан остается приверженцем именно сельскохозяйственного измерения бизнеса, и отвергает такую идею. «Если мы так сделаем, это будет провал», — говорит он.
Сближение с потребителем принесет новые проблемы. Например, компании придется понять неприятие общественностью генетически модифицированных организмов (ГМО). Хотя Cargill производит огромные объемы генетически модифицированной кукурузы и сои, недавно компания заказала сертификацию некоторых своих немодифицированных ингредиентов у негосударственной организации, которая проверяет, есть ли в продукте биоинженерное вмешательства. Это разозлило фермеров, которые поддерживают ГМО и с которыми работает Cargill.
Кроме того, Cargill делает ставки на технологии на ранних этапах разработки. В августе компания приобрела долю у производителя «мяса без мяса» Memphis Meats. Компания выращивает говядину, курятину и качатину из клеток живых животных и птиц. Здесь может скрываться потенциальная революция, направленная против традиционной индустрии мясопроизводства. Еще Cargill инвестирует в стартап Calysta из Кремниевой долины — фабрику стоимостью до $500 млн, которая будет производить до 200 тыс. т рыбьего корма FeedKind из бактерий, которые питаются метаном. Это новейший подход, который дает возможность уменьшить вылов морской рыбы (например, анчоусы), что идет на корм на рыбных фермах, но пока его еще не испытывали в больших масштабах.
Как и другой бизнес, который сталкивается с трансформациями в своих отраслях, Cargill боится потенциальных сбоев в цепочке поставок продовольствия от фермы к столу. Ричард Пейн из консалтинговой компании Accenture объясняет: опасность для таких трейдеров, как Cargill, заключается в том, что фермеры на одном конце цепи используют больше технологий, чтобы контролировать ценообразование, финансирование и логистику у себя, а розничные продавцы с другого конца под давлением технологических компаний вроде Amazon пытаются платить меньше производителям продуктов питания и компаниям, которые поставляют им сырье. И все-таки полтора столетия в бизнесе научила Cargill не становиться между ними.